timbestru

История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. М.: Институт Всеобщей Истории.

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией. Павел Юрьевич Уваров Дата рождения ( 1956-01-04) (62 года) Страна. Научная сфера, Место работыУчёная степень Учёное званиеНаучный руководитель Награды и премии Международная премия им. Леруа-Болье (2017) Па́вел Ю́рьевич Ува́ров (род. ) — российский, специалист в области и раннего. Занимается, историей, историей, социальной историей Европы. C 25 мая по (всеобщая история).

Лауреат Международной премии им. Содержание.

Биография Окончил (1978), в защитил диссертацию «Парижский университет и общественная жизнь средневекового города (по франкоязычным университетским произведениям)», в — диссертацию «Французское общество XVI в.: опыт реконструкции по нотариальным актам». Главный, заведующий отделом западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени. Руководитель Российско-французского центра исторической антропологии им. Блока (2006—2010). Член Международной комиссии по истории университетов (ICHU) при МКИН, входит в состав учёных советов ИВИ РАН и РГГУ. Председатель научного совета РАН «Человек в повседневности: прошлое и настоящее» (с 2013). В ноябре 2013 года был назначен председателем экспертного совета по истории; в октябре 2017 года подал заявление об уходе с поста председателя совета в связи с ситуацией вокруг диссертации министра культуры.

Профессор РГГУ (читает курсы истории Франции, истории культуры и историографии); читает также курс истории Средних веков. С заведует кафедрой социальной истории факультета истории. Приглашённый профессор (École des Hautes Études en Sciences Sociales, ) и университетов Paris4-Sorbonne, Paris1-Panteon, Rennes-2. Почётный профессор ряда российских университетов (, ). Руководитель ряда летних школ. Ответственный редактор журнала «», член редколлегий журнала «» и альманахов «», «», «Исторические исследования». Редактор II тома академической «Всемирной истории» (2012).

В 2017 году получил Международную премию им. Леруа-Болье за монографию «Под сводами дворца правосудия. Семь юридический коллизий во Франции XVI века». Основные работы Монографии. «Французы XVI в.: взгляд из Латинского квартала» (1993; 2-е изд. 1994).

«История интеллектуалов и интеллектуального труда в средневековой Европе» (2000). «Варфоломеевская ночь: событие и споры» (2001, совм. С ).

«Конструирование социального: Европа V—XVI вв.» (2001; в соавт. С И. В. Дубровским, А. Ю. Согомоновым и ). «Франция XVI в.: опыт реконструкции по нотариальным актам» (2004). «История Франции» (2005; 2-е изд. 2007; в соавт. С и ).

«История Нового времени (1600—1799)» (2007; 3-е изд. 2012; в соавт.

С и ). «Жак Маржерет в документах и исследованиях: тексты, комментарии, статьи» (2007; в соавт. С и В. Д. Назаровым). «Социальная идентичность средневекового человека» (2007, совм. С ). «Феодализм: понятие и реалии» (2008; совм. С и ).

«Французское общество в эпоху культурного перелома: от Франциска I до Людовика XIV» (2008, совм. С Е. Е. Бергер). «Реформация и „Новая идеология“ в Европе XVI—XVII вв.» (2010, редактор). «Долгое Средневековье» (2011, совм. С А. К. Гладковым). Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках.

— М.:, 2015. — 280. Китай в средневековом мире.

— М.: Наука, 2017. Под сводами дворца правосудия.

Семь юридический коллизий во Франции XVI века. — М.: Новое литературное обозрение, 2017. Статьи. // «Средние века. 50» (1987). // «Средние века.

51» (1988). // «Средние века.

52» (1989). // «Средние века. 54» (1991). «От эсхатологии к королевскому мифу Нового времени» // «Средневековая Европа глазами современников и историков. 5» (1995). «Смерть тирана угодна Господу: убийство королей Генриха III и Генриха IV» // «Цареубийства: гибель земных богов» (1998). «Жизнь города и деятельность горожан» // «Город в средневековой цивилизации Западной Европы.

2» (1999). // «Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 3» (2000). Инструкцию радиолы мелодия - 104-стерео. «Человек внутри городских стен.: формы общественных связей» // «Город в средневековой цивилизации Западной Европы.

3» (2002). «Что стояло за религиозными войнами XVI в.? От социальной истории религии к „le vécu religieux“ и обратно» // «Французский ежегодник» (2004).

«Эмблематика и топография городского пространства: Париж XV в.» // «Signum. 3» (2005). «Посмертные странствия Абеляра и Элоизы» // «Мир и Клио» (2007). «Старый порядок социальных именований во Франции» // «Средние века.

69» (2008). «„Но тут все и кончилось“: Россия в роли „великой историографической державы“» // «Национальные гуманитарные науки мировом контексте» (2010). «Образование и религия: проекты университетских реформ накануне Религиозных войн во Франции» // «Религиозное образование в России и Европе в XVI в.» (2010). «Между „ежами“ и „лисами“: восприятие творчества Ле Руа Ладюри в СССР и в России» // «Французский ежегодник» (2010). «Историки делятся на работающих с источниками и не работающих с оными» // «», 2013, № 1 Литература. Universitas historiae. Сборник статей в честь П. Ю. Уварова / отв.

М.: ИВИ РАН, 2016. Примечания. //, Ссылки. на официальном сайте.

на сайте. на сайте. на сайте.

на сайте «Известные учёные». на сайте. в «». в журнале «».

на сайте «». в цикле. (интервью журналу «»). // Теоретико-методологические проблемы изучения истории Нового времени в отечественной историографии рубежа XX—XXI вв. — М.: Прометей, 2010. (выступление на телеканале «Наука 2.0»). (выступление на телеканале «Наука 2.0»). (интервью журналу «»).

(доклад в ИГИТИ им. А. В. Полетаева). (интервью образовательному порталу «ЭСМ»). (интервью «»). (интервью журналу «Историческая экспертиза»).

Уваров История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе (спецкурс) ББК 63.3 У Издание осуществлено в рамках мегапроекта «Развитие образования в России» - Программа поддержки кафедр - Институт «Открытое общество» - Фонд Сороса Рецензент – д.и.н. Сванидзе У Уваров П.Ю.

История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе (спецкурс). М., ИВИ РАН, 2000. ISBN 5-201-00540-3 У без объявл. © Уваров П.Ю., 2000 © Институт всеобщей истории РАН, 2000 © Казанский государственный университет, 2000 Предуведомление Данный курс лекций основывается на предположении о том, что начало процессов профессионализации умственного труда и становления социального типа интеллектуала положено было в классический период европейского Средневековья.

В центре внимания лежат способы организации интеллектуального труда в средневековом обществе, то, как осознавалась его специфика «людьми знания», на какой социальный статус они претендовали сами, и какое место в обществе им отводили современники. Выбранный ракурс позволяет познакомить студентов с проблемами социально-политической истории Средневековья, истории науки, культуры и образования, дать им представления об основах средневекового мировоззрения. Но при этом предлагаемый курс не относится ни к культурологии, ни к исторической антропологии, ни даже к истории науки и образования в строгом смысле слова. Избранный жанр можно охарактеризовать как историческую социологию. Историческую – поскольку для понимания причин складывания категории интеллектуалов как социальной категории в первую очередь рассматриваются конкретно-исторические обстоятельства (регион, традиции, потребности общества, социально-политическая конъюнктура). К тому же судьбы интеллектуалов и интеллектуального труда рассматриваются как процесс, детерминированный динамически изменяющимися факторами. Социологию – потому что основное внимание уделяется возникновению и развитию определенного социального института, его роли в общественной структуре; выявляются механизмы функционирования специфической среды, многие из которых продолжают действовать и по сей день.

В целом помимо общекультурного значения данный цикл лекций призван дать студентам ответ на вопрос об их собственной родословной. Понимание природы таких базовых элементов в существовании современного интеллектуала как свобода умственного труда, корпоративная солидарность, институт ученых степеней, специфическая система ценностей, определенный, достаточно высокий, статус в обществе, и еще более высокая самооценка поможет будущим интеллектуалам в поисках жизненных и профессиональных ориентиров. Приложения, помещенные после текстов лекций, представляют собой перепечатки из ранее опубликованных работ, иллюстрирующие отдельные положения курса.

Приложение 1 знакомит с разработками крупнейшего французского социолога Пьера Бурдье, посвященными социо-культурным функциям образования и академических степеней в современном обществе. Приложение 2 представляет собой исследование, основанное на архивных материалах, призванное на конкретных примерах показать особенности поведения интеллектуалов в повседневной жизни.

Приложение 3 посвящено размышлениям по поводу особенностей формирования интеллектуальной среды в России. Лекция 1 ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ. МОНАСТЫРСКИЕ ЗАТВОРНИКИ И ГОРОДСКИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ. XII ВЕК - НОВЫЕ ШКОЛЫ И НОВЫЕ НАУКИ. Современный интеллектуал европейского типа - это человек, не только занятый по преимуществу умственным трудом, но и обязанный своим (довольно высоким) социальным статусом этому занятию.

Общество официально выдает ему свидетельство об его способностях и праве на интеллектуальный труд, который затем происходит в условиях относительной свободы. Сочетание этих признаков и определяет европейскую специфику данного типа деятельности. В таком случае современным интеллектуалам следует искать свои корни в городах Средневековья. Мы не будем останавливаться специально на содержании и формах средневековой науки и образования. В данном случае нас интересует то, как в средневековом обществе был организован интеллектуальный труд, как обозначалась его специфика «людьми знания», на какой социальный статус они претендовали сами и какое место в обществе им отводили современники. До середины XI века ученых и поэтов можно было найти при дворе государей, (на ранних этапах каролингской Империи, в англо-саксонском королевстве Альфреда Великого, при дворе императоров саксонской династии). Школы, где преподавали «свободные искусства» имелись при некоторых епископских соборах - Шартр, Реймс, Кельн.

Но наибольшей славы достигли ученые из монастырей - Сент-Гален, Рейхенау, Фульда, Новая Корвея, Клюни, Бек и многих других. Этот период в истории науки и образованности с полным правом называют монастырским. Не следует преувеличивать степень разрыва между «монас­тырским» и последующим «городским «этапом». Ведь и бенедиктинский монастырь долгое время мыслился как «град спасения», упорядоченная копия «civitas» - Иерусалима, гораздо более близкая к идеальной модели города, чем бурги, портусы и вики каролингского и посткаролингского времени. Средневековые интеллектуалы городского периода опирались на богатое наследие предыдущей эпохи, не собираясь, кстати, от него отказываться.

В период, предшествовавший XII. Было усвоено и адаптировано к нуждам Средневековья наследие позднеантичной культуры, оформлена система «семи свободных искусств» (тривия - грамматики, риторики, диалектики и квадривия - арифметики, астрономии, геометрии, музыки) и, главное, был обеспечен необычайно высокий статус интеллектуальной деятельности, которая понималась как нечто священное, необходимое для спасения как отдельной души, так и всей «общины верных». Неотделенность знания от священства продолжала распространяться на грамотеев и тогда, когда их занятия носили уже вполне мирской характер.

И все же интеллектуальная деятельность городской эпохи разительно отличалась от предыдущего периода. Прежде всего произошел стремительный рост числа образованных людей, приведший к качественному скачку. В 1115 Гвиберт Ножанский писал о событиях шестидесятилетней давности: «Во времена незадолго до моего детства и в мои детские годы школьных учителей было так мало, что в маленьких городках было почти невозможно их встретить, да и в больших городах они были редкостью. А если и удавалось случайно найти учителя, его знания были столь скудны, что их нельзя сравнить даже с образованностью нынешних бродячих клириков». Это свидетельство особенно ценно, если учесть пессимизм, присущий средневековым моралистам, постоянно жаловавшимся на упадок нравов и образованности. Концентрация знаний в городах имела как минимум два важных следствия. Прежде всего здесь создавалась социальная среда, способная обеспечить устойчиво благоприятные условия для развития культуры, тогда как культура монастырская была фрагментарна и уязвима - набег неприятеля, пожар, скверный нрав аббата могли пресечь развитие самобытной духовной традиции.

Точно так же, покровительство образованности при одном из правителей редко когда продолжалось в том же масштабе его преемниками. Во-вторых, концентрация образованных людей в городах вела к профессионализации. При всей своей удивительной образованности Алкуин или Лиутпранд Кремонский оставались прежде всего придворными императоров. Монахи могли лечить больных (чем они успешно занимались на протяжении всего Средневековья), могли создавать великолепные рукописи в скрипториях или же писать ученые сочинения, но все эти занятия были лишь видами монашеского подвига, средством спасения души наравне с ношением вериг или физическим трудом. Социальная значимость таких занятий была своего рода побочным продуктом.

Равно как и самые лучшие монастырские школы учили только «oblati» - детей, предназначенных стать монахами данного монастыря. Городскими интеллектуалами двигали иные мотивы - тяга к знаниям, стремление нести людям свет разума, как утверждали их апологеты, либо жажда мирской славы, суетное любопытство и корыстолюбие, в чем обвиняли их противники. Главное - что эти свои социальные цели они стремились реализовать по преимуществу на поприще интеллектуального труда, ставшего их основным видом деятельности. Кроме того, концентрация и профессионализация сопровождались растущим разделением труда, специализацией областей знания. Энциклопедичность оставалась идеалом, но на практике процесс выделения новых сфер и новых форм умственной деятельности шел достаточно быстро. Эти черты были сразу же подмечены современниками.

Как это часто бывает, первыми на несоответствие новых интеллектуалов старым идеалам указали ригористы. Итальянский отшельник Петр Дамиани, тот самый, кто объявил науку служанкой богословия, много горьких слов посвятил суетности магистров и школяров, «ослепленных пустословием наук человеческих», тогда как Господь не нуждался в грамматике, чтобы увлечь людей и распространять семена веры он послал не философов и ораторов, но простых рыбаков. В этих словах было немало самокритики - ведь он, сын простого крестьянина, достиг высот образованности и блистал в преподавании риторики - искусства судебного красноречия в школах Павии и Равенны в 30-40-х годах XI. Через сто лет, Бернар Клервосский, посетив Париж ужаснулся нравам изобиловавших там студентов и магистров.

Он призывал их бежать из этого Вавилона и спасать свою душу в уединении монастыря - «в лесу ты найдешь больше, чем в книгах, камни и деревья научат тебя большему, чем любой магистр». Другой монах-цистерцианец противопоставлял городскому мудрствованию идеал святой простоты - «Счастлива лишь та школа, где сам Христос преподает в наших сердцах слова мудрости и где без труда и учебы, мы постигаем методы вечной жизни! Там не покупают книг, не платят за обучение, нет бурления диспутов, ни хитросплетений софизмов, решение всех проблем просто и ясно - там постигают истинный смысл вещей». И еще позже - на рубеже XII и XIII вв.

Стефан, епископ Турнэ рисовал неприглядную картину жизни парижских школ: «Изучение священного писания пришло в постыдный беспорядок. В то время как ученики приветствуют только различные новшества, учителя больше думают о славе, чем об учении. Они повсюду создают свои новые маленькие суммы и комментарии, которыми приманивают, удерживают и обманывают своих слушателей.

Как будто мало изучаемых нами сочинений святых отцов. Новый том торжественно читается в школах и предлагается за деньги на площади под шумное одобрение орды нотариев, которые радуются, что при копировании этих подозрительных безделок уменьшится их труд и увеличится плата. Мальчишки с длинными космами бесстыдно узурпировали все профессорские должности.». А вот свидетельство совсем иного рода: «Движимый любовью к знаниям ты достигаешь Парижа и обретаешь столь желанный Иерусалим. Обитель мудрого Соломона. Клирики столь изобильны здесь, что превосходят многочисленное население мирян. Счастлив город, где святые книги читаются с таким рвением, где их сложные таинства разрешаются благодаря дару Святого Духа, где столько знаменитых профессоров, где теологическая наука такова, что его можно назвать градом образованности».

Итак, и сторонники, и противники нового образа жизни интеллектуалов отмечают небывалую степень концентрации образованных людей, их постоянное взаимное общение как основное условие существования, их новые мотивации (торговля книгами и знаниями). И, главное - городской образ жизни. Так может, хронологическое совпадение двух феноменов - появления европейских интеллектуалов как особой социальной группы и становления средневекового города «классического типа» находится в линейной зависимости (появляется город, и потребности этого нового организма рождают новую социальную среду)? Но все было гораздо сложнее.

Отнюдь не города, особенно на первых порах, были основными потребителями труда интеллектуалов. В услугах секретарей и юристов нуждались правители и их судебные курии, нарождавшаяся папская бюрократия; медики обслуживали в основном элиту феодального общества; теологи нужны были церкви для формулировки и защиты догматов веры. Скорее уж можно говорить о единой причине - усложнении социальной жизни, вызвавшем расцвет городов и породившем интеллектуалов. Те знания, спрос на которые начал неуклонно возрастать примерно с середины XI в., легче всего можно было найти в городах. Здесь были соборные школы, в отличие от школ монастырских, доступные для всех желающих, здесь некоторые городские монастыри основывали свои «внешние» школы (extra muros), и наконец, здесь все больше становилось частных школ. Чтобы открыть их требовалось лишь согласие - «лиценция» канцлера собора, либо аббата близлежащего монастыря. Итальянские города и в этом оказались впереди всех.

Уже в первой половине XI. Ученики стекались изучать основы права и красноречия в Равенну и Павию, где блистал Петр Дамиани.

Чуть позже известность приобрели школы Пьяченцы, Милана, Вероны и Болоньи. Наряду со школами соборными молодые коммуны открывали и муниципальные, где в основном преподавали грамматику и «Ars dictaminis» - метод писать письма и составлять документы, столь необходимый для будущих секретарей и нотариусов. Особый успех выпал на долю Болоньи. Этот город находился на стыке различных правовых традиций - римской, лангобардской и византийской. Здесь преподавал один из лучших юристов своего времени - Ирнерий. В начале XII века обобщив достижения своих коллег, он свершает революцию в правоведении.

Ему приписывают заслугу сведения отрывочных юридических пассажей в единый корпус Римского права (Corpus juris civilis.), снабженный глоссами - комментариями и разъяснениями на полях. Метод Ирнерия заключался в отыскании параллелей и разночтений, в выявлении существующих противоречий и попытках их согласования. И, наконец, он придавал большое значение казуистике - систематически выдвигая особо запутанные, спорные вопросы, при разрешении которых сводятся воедино различные законы, мнения комментариев, ссылки на прецеденты. Ученики, стекавшиеся в Болонью со всей Европы изучали «Дигесты» и «Новеллы», а также «Книгу феодов» - источник феодального права Ломбардии. Вскоре по методу Ирнерия преподавали в школах в Оксфорде, в Монпелье, в Орлеане.

Поколение правоведов XII-XIII. («глоссаторы») практически создали гражданское право как академическую науку, высшую по отношению к «искусствам», включая риторику. Болонье выпала честь стать колыбелью также и канонического права.

Ранее оно не было отделено от богословия. В 40-х годах XII. Грациан превратил каноническое право в единую систему, снабдив его глоссами по методу Ирненрия. Среди преподавателей и студентов, изучавших и преподававших каноническое (Decretum) и римское (Leges ) право в болонских школах можно было встретить немало будущих иерархов церкви активных строителей папской бюрократии.

Применение логики произвело переворот и в богословии. В наибольшей степени формирование теологии, опиравшейся на законы рационального мышления связано с Парижскими школами, где в первой половине XII века преподавали Гильом из Шампо и Абеляр. Завершением этапа становления этой науки явилось создание «Книги Сентенций» Петра Ломбарда, епископа Парижского. Это был солидный сборник систематизированных мнений авторитетов по наиболее спорным вопросам Библии, снабженный комментариями и ссылками. Противоречащие друг другу мнения сравнивались, подвергаясь логическому анализу, и выносилось итоговое суждение.

Несмотря на кратковременный церковный запрет, «Сентенции» вплоть до XVI. Оставались базовым учебником теологов, вытесняя порой знание текста самой Библии. Новые методы в теологии и в других науках вызывали, как мы уже убедились немало критики со стороны тех, кто считал главным в познании Бога мистическое самоуглубление или тех, кого шокировали сомнения в словах авторитетов, умствования в делах веры. «В противоречии со священными канонами ведется диспут о непостижимом божестве. Неделимая троица рассекается на части и служит предметом спора.

И каждая площадь становится местом богохульства», - жаловался Иннокентию III все тот же епископ Турнэ. Находились проницательные критики - такие как Иоанн Сольсберийский или магистры Шартрской школы, предвидевшие опасность подмены интереса к богатству окружающего мира интересом к абстрактным словесным конструкциям. Грамматики, в свою очередь, опасались, что забота о красоте языка и подражание древним сменится техническим жаргоном, непонятным для непосвященных. И все же рационализм победил - церкви и обществу в новых условиях нужны были и четкое правовое учение и ясное и систематическое изложение христианской доктрины (надо было что-то противопоставить множившимся ересям и обращать в христианство другие народы). Новые принципы рациональной теологии хорошо подходили и для нужд обучения, поэтому новый метод получил позже название «школьной науки» - схоластики. Название исключительно меткое, ведь новая система мышления и восприятия мира кристаллизовалась в лекциях и публичных диспутах, породив особую манеру доказательств и группировки материала.

Рациональные методы преобразовали и медицину. Долгое время она оставалась сугубо практическим занятием. Лишь в некоторых монастырях переписывали медицинские трактаты, содержащие учение Гиппократа в переложении Галена. Иногда к ним писали и толкования, но скорее с богословскими, чем с научно-практическими целями. Лишь на рубеже XI-XII вв.

Потребности развития госпиталей привели к необходимости соединения теоретических знаний с практикой. На первых порах центром изучения медицины стала школа в Салерно. По легенде ее основателями были латинянин, грек, иудей и араб. Как бы то ни было, здесь, на Юге Италии эти языки были живы еще в XII в., что облегчало восприятие античных и восточных медицинских традиций врачевания. Однако на первых порах обучение шло «от лица к лицу» наподобие ремесленного ученичества и имело преимущественно эмпирический характер. Монах Константин Африканский, преподававший здесь в конце XI. Сыграл роль, сравнимую с Ирнерием.

Ему приписывают авторство многих латинских переводов арабских медицинских сочинений, объединенных в сборники-компендиумы, изучавшие в медицинских школах до конца XV. Позже сюда были включены труды испанских переводчиков, однако они по прежнему назывались «константиновой медициной». Слава Салерно угасает в XIII в., однако именно здесь медицина обрела контуры самостоятельной теоретической дисциплины. Центры изучения ее сместились в следующем столетии в Болонью, Монпелье, Париж, где к «Корпусу Константина» добавились ранее неизвестные Западу переводные труды Авиценны и Аверроэса. Если в середине XII. Гуго Сен-Викторский относил медицину еще к искусствам, то через сто лет она уже прочно занимает место среди «наук. Начинает формироваться практика выдачи официального разрешения на деятельность медика, который должен теперь не только быть знакомым с практикой, но и знать «literas», быть сведущим в книжной науке.

Некоторые историки медицины называют этот ее период «медицинской схоластикой». Система анализа и классификации зачастую носила умозрительный характер и мало подходила для практических нужд. Но у современников на первых порах это не вызывало возражений - почему нельзя приписать феноменам «физики» (так называли медицину) ту же стабильность и постоянство, что и метафизическим объектам?

Единство и стабильность мира, связь микрокосма и макрокосма объясняли тот факт, что исследуя человека медики пользовались теми же методами, что правоведы, теологи и философы. Рациональному, схоластическому осмыслению подверглись и другие области знания - риторика, грамматика. Так, уже в начале XIII. Старая грамматика Присциана была вытеснена новым учебником - «Детскими доктриналиями» (Doctrinale puerorum) Александра из Виладье. Как и «Сентенции» Ломбарда, «Докт­риналии» оставались основным учебным пособием до самого конца Средневековья, заменяя собой изучение оригинальных авторов древности.

Таким образом, в XII. Сформировались основные области знаний - выделились «науки» - теология, право, медицина и «ис­кусства».

Причем несмотря на гордое название «семи искусств», главную роль играла логика иногда, впрочем, претендовавшая на звание «Философии». Потребности новых учебных центров вызвали волну переводов с арабского и греческого на латынь.

В программу обучения включаются новые книги Аристотеля и комментарии к нему - «Новая логика», «Книги о природе», несколько позже - «Политика». Запад заново открыл для себя наследие перипатетиков а через труды арабских комментаторов Аристотеля вновь приобщился к идеям неоплатонизма. Формируется язык и логика науки - мистическими озарениями, красноречивым толкованием символов и даже строгими моральными оценками здесь трудно было кого-либо убедить. Нужна была система доказательств, точные ссылки на источник, цепочка силлогизмов. Значение этого периода для современной науки трудно переоценить. И самое главное, на рубеже XII-XIII веков уже вполне сложилась особая социально-культурная группа интеллектуалов, людей достигших совершенства в «искусствах» и «науках».

Далее они могли посвятить себя преподаванию или, что гораздо вероятнее, занять какой-нибудь административный пост. Болонские и парижские доктора свершают блестящие карьеры и даже занимают папский престол - (Адриан IV, Александр III, Иннокентий III). Общество распознает этих интеллектуалов фиксируя их специфику терминологически. В большинстве случаев слова «magister» и более редкое - «doctor» означали человека прослушавшего курс, получившего право на преподавание в одном из престижных учебных центров, которых в ту пору было в Европе около десятка. Некоторые из школ пользовались уже всемирной славой.

Так, архиепископ кентерберийский Фома Бекет обратился за арбитражем к парижским теологам во время своего конфликта с Генри- хом II. Не божественный дар пророчества, не святость образа жизни (увы, ригористы были правы - город предоставлял слишком много соблазнов), а компетентность лежали в основе авторитета. Это было ново. Источники Абеляр Пьер История моих бедствий. Изд.) Гуго Сен-Викторский. Семь книг назидательного обучения или Дидаскаликон //Антология педагогической мысли христианского Средневековья.

М.,1994 Иоанн Гарландский. Поэтика //Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М.,1982 Иоанн Сольсберийский. Металогик// Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков. М.,1972 Петр Альфонси. Учительная книга клирика.

// Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков. М.,1972 Литература Баткин Л.М. Итальянские гуманисты: стиль жизни и стиль мышления. М., 1978 (гл. Школьная жизнь в Париже XII века // «Средневековый быт» Л.,1928 Безрогов В.Г. Сущностные черты средневековой педагогики // Послушник и школяр, наставник и магистр: Средневековая педагогика в лицах и текстах.

М.,1995 Берман Г.Д. Западная традиция права: Эпоха формирования. М., 1994 Гаспаров М.Л. Поэзия вагантов, Поэзия вагантов.М.,1975 Карсавин Л.П. Монашество в средние века М.,1992 Ле Гофф Ж. Интеллектуалы Средневековья.

Итальянская интеллигенция в Эпоху Ренессанса. (Введение) Тихонова-Клименко О.В. Парижский Малый мост// «Средневековый быт» М.,1928 Уваров П.Ю.

Школа и образование на Западе в средние века// Послушник и школяр, наставник и магистр: Средневековая педагогика в лицах и текстах. М.,1995 Хэскинс Ч.

О возрождении XII века// Богословие в культуре средневековья. Лекция 2 УНИВЕРСИТЕТСКАЯ КОРПОРАЦИЯ; УНИВЕРСИТЕТСКИЕ СТЕПЕНИ. Когда концентрация интеллектуалов достигала в городе своей «критической массы» в некоторых учебных центрах на рубеже XII-XIII вв. Спонтанно формировались корпорации. Ранее школу мог без особых проблем мог открыть каждый, кто получил от местных церковных властей разрешение-лиценцию.

Из «Метало­гика» Иоанна Сольсберийского мы узнаем об 11-ти таких школах в Париже, где в 30-х-40-х гг. Он учился или же преподавал сам. Никакой ассоциации магистров и студентов на первых порах не существовало. Городские гильдии и иные корпорации складывались с целью взаимопомощи, улаживания внутренних конфликтов и чтобы противостоять натиску извне.

Такой внешней «агрессивной средой» для интеллектуалов были прежде всего горожане. Они имели немало оснований выступать против пришлых и буйных школяров, и, как это нередко бывало, распространять на студентов и магистров право репрессалий (т.е. Если школяр убегал с места преступления или скрывался от кредиторов, гнев горожан мог излиться на его земляков или же вообще на любого подвернувшегося под руку студента или магистра).

Естественным защитником интеллектуалов в городе была церковь, которая и выдавала лиценции на преподавание. Но городские власти не торопились признать верных сынов церкви в этих буйных пришельцах, среди которых было немало мирян. Поэтому первые хартии, выданные магистрам и студентам государями (Болонье в 1158 Фридрихом Барбароссой, Парижу в 1200 Филиппом II Августом) лишь закрепляли их местную церковную юрисдикцию и предписывали чиновникам заботиться о спокойствии ученых.

Вероятно, те и сами проявляли какую-то инициативу, подавая коллективную жалобу суверену, например. Однако о корпорации можно говорить лишь тогда, когда магистры и студенты получили высокую степень независимости и от местных церковных властей. В Париже эта борьба была выражена ярче, чем в других центрах. Магистров здесь возмущала легкость, с которой канцлер собора Нотр-Дам выдавал лицензию магистрам, не обладавшим достаточными знаниями, но щедро заплатившим. К тому же он порой требовал от лиценциатов вассальной присяги.

Озабоченность магистров тем, что их станет слишком много и что упадет престиж парижской науки, действительно, напоминает мотивации ремесленников, создающих свои корпорации. Основывая свое объединение, спаянное взаимной клятвой - «университет» (общеиз­вестно, что словом «universitas» на первых порах обозначали любую корпорацию), магистры апеллировали в Рим. Там их движение нашло положительный отклик. Иннокентий III (как мы помним, сам преподававший в Болонье и Париже) тем самым усиливал влияние папства и мог лучше контролировать более упорядоченное преподавание. Ведь именно к нему взывал уже знакомый нам епископ Турнэ. После ряда конфликтов с парижанами, королевскими чиновниками, парижским епископом и его канцлером «университет магистров и студентов города Парижа» получил к 1231 г. Окончательное оформление, подкрепленное наличием папской хартии и собственных печатей.

Новая корпорация регулировала правила преподавания и присуждения степеней (бакалавра, магистра, лиценциата, доктора), обладала своей юрисдикцией и получала право «сецессии» - прекращения занятий или переноса их в другой город в случае нарушения своих прав. Париж, Болонья, Оксфорд, Монпелье - редкие примеры спонтанного образования университетов из старых центров.

Многие прославленные школы XII. Так и не стали университетами - в упадок приходит преподавание в Салерно, Шартре, Лане. А подавляющее большинство университетов возникли уже в результате произвольного акта: сецессии из соседнего центра (универ­ситеты в Виченце, Ареццо, Падуе, Кембридже, Анжере) или учреждения церковными или светскими властями (1220 - Саламанка, 1224 - Неаполь, 1229 - Тулуза). Победу городской модели интеллектуализма можно считать свершившимся фактом. Об этом помимо прочего свидетельствует и бегство монастырской учености в города. Не только новые «городские» ордена - доминиканцев и францисканцев, но и вполне традиционные конгрегации - клюнийцы, цистерцианцы и даже отшельники-картузианцы стремятся обосноваться при университетах, готовить здесь кадры для своих орденов, вести преподавание.

В следующем столетии университеты продолжали распространяться по Европе. Император Карл IV основывает знаменитый Пражский университет. Его примеру вскоре последовали многие германские правители - университеты открываются в Вене, Гейдельберге, Эрфурте, Кельне. Они обычно основывались в традиционных центрах образованности, где им предшествовали соборные или орденские школы.

Власти, субсидирующие новую корпорацию, обычно приглашали опытного консультанта - ученого, имевшего опыт университетской деятельности. В большинстве случаев при этом уставы и программы Парижского университета служили моделью. Не все университеты приживались удачно. Эфемерным оказался университет в венгерском Пече. Университетам Вены и Кракова основанным в 1364 г. Пришлось ждать несколько десятков лет прежде чем действительно стать учебными центрами. Иногда основанию университета противились горожане, прикидывая возможные беспокойства от студентов (как это было в Барселоне), иногда - королевская власть, опасаясь, что выгоды судейской карьеры отвлекут горожан от коммерции и ослабят поступления в казну (как в случае с Лионом).

Некоторые называют временем упадка университетов - они берутся под более жесткий контроль местными властями, порой утрачивают свой интернациональный характер, и не порождают мыслителей первого ранга. Однако в этот период становится ясно, что ни одно политическое формирование, претендующее на самостоятельность не может обойтись без своего университета. Университеты, как впрочем, и любая городская корпорация никогда не были полностью независимы. Во внутриуниверситетские конфликты вмешивалось папство (временный запрет на преподавание по «книгам о природе» Аристотеля, борьба с парижским аверроизмом, конфликт университетов с «нищенствующими монахами», борьба с учением Уиклифа в Оксфорде), а позже - и светская власть, участвуя в борьбе «наций» в Праге (Кутно­горский эдикт 1409), или философских школ (попытка Людовика XI запретить номинализм в Париже в 1474).

Но надо отметить, что всякий раз к папе или королю апеллировали сами магистры, и к тому же всегда решение высших властей опротестовывалось университетами же. К концу XV века было основано 86 университетов. Только в единичных случаях число студентов и магистров измерялось на тысячи (Париж, Неаполь, Болонья, Оксфорд, Саламанка). Обычно речь шла лишь о сотнях, а то и о десятках человек. Но несмотря на многочисленные различия университеты образовывали единую систему со схожими принципами организации, унифицированными требованиями и иерархией степеней, однотипными программами. Среди студентов можно было встретить как детей и подростков, так и убеленных сединами старцев.

Обучение обычно начиналось лет с пятнадцати. Прослушав определенное число курсов на факультете свободных искусств («артистическом») студент становился сначала бакалавром, а потом и магистром искусств. В уставах оговаривалось, что эту степень мог получить человек не моложе 21 года, проучившийся уже не менее семи (в некоторых университетах - пяти) лет.

Магистр получал право на преподавание, но мог и продолжить обучение на одном из высших факультетов - медицины, права, теологии. Наиболее длительным оно было на теологическом факультете - 12-15 лет, где последовательно обретались степени «курсора» (бакалавра-репетитора), «библикуса» (комментирующего Библию), «сентенциария» (допу­щенного преподавать по книге «Сентенций» Петра Ломбарда), бакалавра «формати» (участвующего во всех диспутах), лиценциата (об­ладателя «права преподавать повсюду») и наконец, степень доктора теологии - означавшая наивысшую компетентность. Студенты из монашеских орденов получали степень по облегченной схеме, что рождало постоянные конфликты внутри университета. На иных факультетах обучение длилось в среднем 7- 9 лет. К концу Средневековья наметилась тенденция к сокращению сроков обучения.

Конечно, в действительности делалось немало уступок, позволяющих сократить необходимый срок пребывания в университетах (за взятки, из уважения к происхождению или сану соискателя или чтобы привлечь студентов в какой-нибудь новоиспеченный университет ). Несмотря на бесконечное разнообразие уставов основные принципы преподавания были повсюду схожи. Утром читались курсорные или ординарные лекции (lectio). Преподаватель зачитывал текст книги, затем выделял основную проблему и разбивал ее на подвопросы. На вечерних, экстраординарных лекциях уже другие преподаватели (ими могли быть и бакалавры) растолковывали, повторяли утреннюю тему, либо же останавливались на специальных вопросах. Умение выделять вопросы (questio) считались важнейшим.

Не меньшее внимание уделялось умению вести полемику. Обычные, ординарные диспуты (disputatio) проводились еженедельно.

Событием, привлекавшим много публики были диспуты «о чем угодно» (quodlibet). Проводимые согласно особому кодексу чести, они напоминали турниры. Часто затронутые темы носили фривольный характер, но иногда касались злободневных политических вопросов. C современной точки зрения университетская система образования была поразительно неэффективна - степень «магистра искусств» получало никак не более трети студентов, записавшихся в университет, и лишь единицы добирались до степеней на высших факультетах.

Но это нисколько не снижало привлекательности университетских степеней, престижа и влияния университетов.