Краткое Содержание Мандат Эрдман
Здесь выложена бесплатная электронная книга Мандат автора, которого зовут Эрдман Николай Робертович. В библиотеке АКТИВНО БЕЗ ТВ вы можете скачать бесплатно книгу Мандат в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB или же читать онлайн книгу Эрдман Николай Робертович - Мандат без регистраци и без СМС. Размер архива с книгой Мандат = 66.22 KB Н.Р.Эрдман Мандат Пьеса в трех действиях Действующие лица Гулячкин Павел Сергеевич. Надежда Петровна – его мать.
Баринова КАРНАВАЛИЗАЦИЯ В ПЬЕСЕ Н. ЭРДМАНА «МАНДАТ». По мнению автора статьи, карнавальному осмыслению в комедии подвергается как самодержавие, так и советская власть, карнавально утверждается обыиная, так назышаемая мещанская, жизнь. Но карнавальный характер эпохи, отраженный в произведении, входит в столкновение с гражданской позицией автора, что приводит к трансформации карнавального начала: от ренессансного гротеска к романтическому. Это превалирование материального над духовным, формы над содержанием задается в первом же явлении пьесы, с первых страниц. В сцене с развешиванием картин. Сразу после премьеры Мандата Эрдман начал работать над пьесой. Краткие содержания.
Варвара Сергеевна – его сестра. Широнкин Иван Иванович – их жилец. Настя – кухарка Гулячкиных. Вишневецкая Тамара Леопольдовна. Сметанич Олимп Валерианович. Валериан Анатолий / его сыновья. Автоном Сигизмундович.
Агафангел – слуга из солдат. Степан Степанович. Фелицата Гордеевна – его жена. Жена Ильинкина. Зархин Зотик Францевич. Ариадна Павлиновна – его жена.
Тося Сюся / их дочери. Крантик Наркис Смарагдович. Человек с барабаном. Женщина с попугаем и бубном.
Действие первое Явление первое Комната в квартире Гулячкиных. Павел Сергеевич Гулячкин на домашней складной лестнице вешает картины. Мать его, Надежда Петровна. Рядом с ним на полу картины в рамах. Павел Сергеевич.
Теперь, мамаша, подавайте мне «Вечер в Копенгагене». Надежда Петровна.
Нет, Павлуша, мы лучше сюда «Верую, Господи, верую» повесим. Павел Сергеевич. «Вечер в Копенгагене» будет намного художественней. Надежда Петровна. Ну, как знаешь, Павлуша, а только я посередке обязательно «Верую, Господи, верую» хотела повесить. На ней, Павлуша, и рамка лучше, и по содержанию она глубже, чем «Вечер в Копенгагене». Павел Сергеевич.
Что касается содержания, мамаша, то если посмотреть на него с другой стороны Надежда Петровна (смотря на оборотную сторону картины). Тьфу, пропасть, это кто ж такой будет?
Павел Сергеевич. Плюетесь вы, мамаша, совершенно напрасно, теперь не старое время.
Надежда Петровна. Да кого же ты сюда прицепил, Павлуша? Павел Сергеевич. Прочтите, мамаша, там подписано.
Надежда Петровна. Ну вот, я так сразу и подумала, что нерусский. (Перевертывает картину, с другой стороны – Карл Маркс.) И что тебе вздумалось, Павлуша?
Висели эти картины восемнадцать лет с лишком – и глазу было приятно, и гости никогда не обижались. Павел Сергеевич. Вы, мамаша, рассуждаете совершенно как несознательный элемент. Вот вы мне скажите, мамаша: что, по-вашему, есть картина? Надежда Петровна.
Откуда мне знать, Павлуша, я газет не читаю. Павел Сергеевич. Нет, вы мне все-таки скажите, мамаша: что, по-вашему, есть картина? Надежда Петровна. Столовался у нас в старое время, Павлуша, какой-то почтовый чиновник, так он всегда говорил: «Поймите, говорит, Надежда Петровна, что есть картина не что иное, как крик души для наслаждения органа зрения». Павел Сергеевич. Может быть, все это так раньше и было, а только теперь картина не что иное, как орудие пропаганды.
Надежда Петровна. Это как же так? Павел Сергеевич. Да очень просто. Приходит к нам, например, представитель власти, а у нас на стене «Верую, Господи, верую» повешено. Ясная картина, сейчас анкету: «А скажите, скажет, гражданка Гулячкина, чем у вас прадедушка занимался?» Надежда Петровна.
А он даже ничем не занимался, а просто-напросто заведение держал. Павел Сергеевич. Какое такое заведение?
Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Надежда Петровна. Прачешную, говорю. Павел Сергеевич. А если я вас за такие, за буржуазные, за предрассудки под суд отдам?
Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Вот то-то, матушка, батюшки. Надежда Петровна. Как же теперь честному человеку на свете жить?
Павел Сергеевич. Лавировать, маменька, надобно, лавировать. Вы на меня не смотрите, что я гимназии не кончил, я всю эту революцию насквозь вижу. Надежда Петровна. Темное оно дело, Павлуша, разве ее увидишь. Павел Сергеевич.
А вы в дырочку, мамаша, смотрите, в дырочку. Надежда Петровна. В какую же дырочку, Павлуша? Павел Сергеевич. Как вам известно, мамаша, есть у нас в прихожей матовое окно. Так вот я на нем дырочку проскоблил. Надежда Петровна.
Это для чего же такое? Павел Сергеевич. А вот для чего. Ну, скажем, к примеру, звонок. Сейчас в дырочку поглядишь – и видишь, кто и по какому делу звонится.
Ну, скажем, к примеру, домовый председатель, а то еще похуже – из отделения милиции комиссар. Надежда Петровна. Ой, господи, не дай-то бог. Павел Сергеевич. И ничего, мамаша, подобного. А как только вы такого посетителя в дырочку увидите, сейчас же вы, маменька, картину перевертываете – и милости просим гостя в столовую. Надежда Петровна.
Павел Сергеевич. Ну, комиссар постоит, постоит да уйдет. Надежда Петровна. Это почему же такое, Павлуша? Павел Сергеевич. А потому, что Карл Маркс у них самое высшее начальство, мамаша.
Надежда Петровна. Хорошо ты придумал, да только нам этот мужчина всю обстановку испортит. Павел Сергеевич. Напрасно вы, мамаша, беспокоитесь. Мы для порядочного человека «Вечер в Копенгагене» перевернуть можем, и приди к нам хоть сам господин Сметанич, и тот скажет, что мы не революционеры какие-нибудь, а интеллигентные люди.
Надежда Петровна. А знаешь, Павлушенька, ведь к нам господин Сметанич сегодня прийти обещался. Павел Сергеевич. Как – прийти обещался?!
Надежда Петровна. Так, говорит, приду на сына вашего посмотреть и как вы вообще живете.
Павел Сергеевич. Что же вы, мамаша, раньше молчали? Давайте же скорей «Верую, Господи, верую» вешать. Неужели, мамаша, так и сказал: «приду, говорит, на сына вашего посмотрю»? Надежда Петровна.
Так и сказал. Павел Сергеевич. Как вы хотите, мамаша, но только я по этому случаю новые штаны надену. Надежда Петровна. Погоди, я тебе еще не рассказала, что господин Сметанич своего сына за нашу Вареньку сватает. Павел Сергеевич.
Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Своего сына за нашу Варьку?
Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Вы, мамаша, меня простите, но только у вас здоровье слабое, – может быть, вы заболели?
Надежда Петровна. Нет, пока Бог милостив. Павел Сергеевич. Как же он, мамаша, своего сына за нашу Варьку сватает, когда он нашей Варьки ни разу не видел?
Надежда Петровна. А разве это плохо? Павел Сергеевич.
Я ничего не говорю, может быть, если бы он ее видел, так еще хуже было бы, только что-то не верится. Надежда Петровна.
А ты верь, когда тебе говорят. Павел Сергеевич. Значит, мы, маменька, скоро господину Сметаничу родственники будем? Надежда Петровна. Да ты не спеши, лучше о приданом подумай. Павел Сергеевич.
Ну тогда, маменька, ничего не выйдет. Вы сами знаете – мы люди разоренные. Надежда Петровна. Он деньгами, Павлуша, не хочет. Павел Сергеевич. А чем же, мамаша?
Надежда Петровна. Живностью, дорогой.
Павел Сергеевич. Как так – живностью? Надежда Петровна. Он, Павлуша, за нашей Варенькой в приданое коммуниста просит. Павел Сергеевич. Надежда Петровна. Павел Сергеевич.
Да разве, мамаша, партийного человека в приданое давать можно? Надежда Петровна. Если его с улицы брать, то, конечно, нельзя, а если своего, можно сказать, домашнего, то этого никто запретить не может. Павел Сергеевич.
Мы, мамаша, народ православный, у нас в дому коммунисты не водятся. Надежда Петровна. Не бойся, сынок. Не бойся, Павлушенька, я грех замолю.
Павел Сергеевич. Надежда Петровна. Да уж придется тебе, Павлушенька, в партию поступить. Павел Сергеевич. Надежда Петровна. Тебе, милый, тебе, Павлушенька. Уж очень на тебя господин Сметанич рассчитывает.
Павел Сергеевич. Держите, мамаша, лестницу, а то у меня в глазах потемнело. Надежда Петровна.
Ты только, Павлуша, подумай: выдадим мы Вареньку замуж, я к господину Сметаничу жить перееду, внучата у меня народятся образованные Павел Сергеевич. А я-то, мамаша, что делать стану? Надежда Петровна.
А чего тебе делать: разве у начальства какие дела бывают? Катайся на автомобиле, больше ничего. Ты только сообрази, Павлушенька: станешь ты у нас на автомобиле кататься, а я за тебя, Павлушенька, стану Богу молиться. Ты катаешься, а я молюсь, ты катаешься, а я молюсь, ну и житье у нас будет?!
Павел Сергеевич. Ну, хорошо, маменька, я подумаю.
Надежда Петровна. Подумай, Павлуша, подумай. А еще я хотела сказать Павел Сергеевич. Не перебивайте меня, мамаша, я думаю.
Эх, и пошло бы мне, маменька, начальством быть. Чуть где что, сейчас рукой по столу стукну – силянс!
(Ударяет молотком по стене, раздается шум падающей посуды.) Надежда Петровна. Ой, батюшки, никак у жильца посуда посыпалась! Явление второе Те же и Иван Иванович Широнкин. В комнату с криком вбегает Иван Иванович Широнкин. На голове у него горшок.
Вы мне за это, гражданин, ответите. Я этого так, гражданин, не оставлю, я на вас, гражданин, управу найду! Павел Сергеевич. А вы по какому праву в семейной квартире кричите?! Как же мне не кричать, когда вы живого человека в молочной лапше утопили?
Павел Сергеевич. Но позвольте Широнкин. Явление третье Те же и Варвара Сергеевна Гулячкина. Варвара Сергеевна. Что здесь за шум такой?!
Надежда Петровна. В чем дело, Иван Иваныч, что с вами? Сколько раз я вам говорил, Надежда Петровна, что я занимаюсь вдумчивым трудом, а вы мне нарочно в стенку гвозди вколачиваете.
Надежда Петровна. Мы до ваших гвоздей не касаемся, и вы до наших не касайтесь, пожалуйста, мы у себя в комнате. Но простите, Надежда Петровна, я себе пищу готовлю сам Надежда Петровна. Между прочим, от вашей готовки один только запах в доме. Виноват-с, я человек холостой и сожительниц, как вот у других, у меня нету, а если я с керосинкой живу, так ведь есть каждому человеку надо. Надежда Петровна.
Прошу вас о том, с кем вы живете, здесь не рассказывать – у меня дочь девушка. Варвара Сергеевна. Ах, мама, вы преувеличиваете.
Не рассказывать! Как то есть не рассказывать, если у меня от обеда молочная каша осталась, а вы мне ее на голову опрокидываете, так, по-вашему, мне молчать нужно? Надежда Петровна. А мы за вашу лапшу отвечать не можем.
Не можете, а в стенку колотить до тех пор, пока все кастрюли на меня с полки попадали, это вы можете, а если 6 я в этой лапше до смерти захлебнулся, кто бы стал отвечать – вы или я? Надежда Петровна. Эдак, Иван Иваныч, одному таракану рассуждать впору, а люди в лапше не тонут. Вот милиция разберет, тонут или не тонут. Я этого дела без протокола не оставлю. Надежда Петровна.
Что же, по-вашему, Иван Иваныч, я каторжница какая-нибудь, чтобы на меня протоколы составлять? Варвара Сергеевна. Вы лучше, Иван Иваныч, горшок с головы снимите, не шляпа он – неудобно. Ну уж нет, не сниму. Сейчас-то его снимешь, а после доказывай, что он у тебя на голове был. Я товарищу комиссару так и скажу: «Вот вам, товарищ комиссар, вещественное доказательство в нарушении общественной тишины».
По-вашему – это горшок, а по-нашему – это улика. Надежда Петровна. Что же вы, с уликой на голове так по улицам и пойдете? Надежда Петровна. Да вас в сумасшедший дом упекут. Нынче сумасшедших домов нету, теперь свобода. Надежда Петровна.
Прикрикни ты на него, Павлуша, пожалуйста. Павел Сергеевич. Как же я на него, мамаша, прикрикну, когда у него характер такой нехороший? Надежда Петровна. Прикрикни, милый, а то он и вправду в милицию пойдет.
Вы, Надежда Петровна, с сыном не перешептывайтесь. Я, Надежда Петровна, вашего сына не испугаюсь. Я, Надежда Петровна, на всем свете никого не боюсь. Мне, Надежда Петровна Павел Сергеевич.
Я человек партийный. Все, начиная с Павла Сергеевича, страшно напуганы. Иван Иванович от страха пятится задом к двери и уходит.
Явление четвертое Те же, кроме Ивана Ивановича Широнкина. Павел Сергеевич. Мамаша, я уезжаю в Каширу.
Варвара Сергеевна. Как уезжаешь?
Надежда Петровна. Зачем уезжаешь? Павел Сергеевич.
Потому, что за эти слова, мамаша, меня расстрелять могут. Варвара Сергеевна. Надежда Петровна. Нету такого закона, Павлуша, чтобы за слова человека расстреливали. Павел Сергеевич.
Слова словам рознь, мамаша. Надежда Петровна. Всякие я слова в замужестве слыхала, всякие. Вот покойный Сергей Тарасыч уж такие слова говорил, что неженатому человеку передать невозможно, так и то своей смертью от водки умер, а ты говоришь Варвара Сергеевна. Пожалуйста, маменька, не расстраивайтесь, это просто абсурд и ерундистика. Павел Сергеевич. Но поймите, мамаша, что я в партию не записан.
Надежда Петровна. А ты запишись. Павел Сергеевич. Теперь, конечно, ничего не поделаешь, придется. Надежда Петровна. Ну, вот и слава богу.
Значит, скоро и свадьбу сыграть можно. Варвара, поблагодари брата, он согласился.
Варвара Сергеевна. Павел Сергеевич. А вдруг, мамаша, меня не примут?
Надежда Петровна. Ну что ты, Павлуша, туда всякую шваль принимают. Павел Сергеевич. В таком случае, мамаша, вы Уткина знаете? Надежда Петровна. Это который из аэроплана упал?
Павел Сергеевич. То, мамаша, Уточкин, а это Уткин. Надежда Петровна.
Нет, такого не знаю. Павел Сергеевич. Я с ним, мамаша, еще когда в Самару за хлебом ездил, в поезде познакомился. С виду он, мамаша, человек как человек, а на самом деле у него три родственника в коммунистах, так вот, мама, я их к себе пригласить думаю. Пусть они меня после в партию отрекомендуют. Надежда Петровна.
Пригласи, Павлушенька, пригласи, пожалуйста. Павел Сергеевич. И еще я вам должен сказать, мамаша: если они узнают, что у вас прежде гастрономический магазин был, пребольшие пренеприятности получиться могут.
Надежда Петровна. Откуда им, Павлуша, узнать? Павел Сергеевич.
Я это к тому говорю, чтобы вы их с политикой принимали. Надежда Петровна. У меня на сегодня, Павлушенька, кулебяка с визигой приготовлена.
Пожалуйста, кушайте на здоровье. Павел Сергеевич. Вы, мамаша, совсем обалдели. Да разве коммунисты кулебяку с визигой употребляют?! Вы еще им крем-брюле предложите, мамаша. Им наше социальное положение надо показывать, а вы – кулебяку с визигой.
И вообще, я, мамаша, не понимаю, если я в нашем семействе жертва, то я требую, чтобы все меня в доме боялись. Надежда Петровна. Да разве мы, Павлу Павел Сергеевич. Я вам, мамаша, последний раз в жизни заявляю: чтобы нынче к вечеру у нас все харчи пролетарского происхождения были, и никаких Копенгагенов. Надежда Петровна.
Понимаю, Павлушенька. Павел Сергеевич. А если Варвара хоть одно слово о Боге или о гастрономическом магазине скажет, вот вам, ей-богу, я в Каширу поеду.
Варвара Сергеевна. Это даже довольно странно. Павел Сергеевич. Ты у меня, Варвара, навозражаешься. Из-за тебя, можно сказать, молодого человека в цветущем здоровье в приданое переделывают, а ты на него носом крутишь.
Надежда Петровна. Варюша, сейчас же попроси у брата прощения. Варвара Сергеевна. Но, мама Надежда Петровна. Варвара Сергеевна.
Но, ма Надежда Петровна. Варвара Сергеевна. Павел Сергеевич.
Ну, ладно, я пошел. Надежда Петровна. Ты куда же, Павлуша?
Павел Сергеевич. К Уткину, маменька, к Уткину. О, господи, я пропал. Надежда Петровна. Что с тобой, Павлуша?
Павел Сергеевич. Как же я, мамаша, их к себе приглашу, когда у нас ни одного родственника из рабочего класса нету?
Надежда Петровна. Я для тебя, Павлуша, ничего не пожалею, а уж чего нету – того нету. Павел Сергеевич.
А если мы, мамаша, каких-нибудь знакомых за родственников выдадим? Послушай, Варенька, у тебя знакомых из рабочего классу нету? Варвара Сергеевна. Я, может быть, даже не со всякими конторщиками знакомство вожу, а не то что с рабочим классом. Павел Сергеевич. Что же мне теперь делать, мамаша? Надежда Петровна.
Погоди, надо у нашей Настьки спросить. Экая девка какая, наверное, опять за книжкой сидит. Павел Сергеевич. Ты что же, оглохла?
Родная мать надрывается, а ты молчишь? Варвара Сергеевна. Мне кричать вредно, у меня регент колоратурное сопрано обнаружил.
Павел Сергеевич. Ну и сиди в девках со своим сопраном. Надежда Петровна. Ты что же, все дело испортить хочешь? Кричи, когда тебе говорят! Варвара Сергеевна. Павел Сергеевич.
Какой у тебя, Варвара, голос до невозможности противный, прямо не знаю. Варвара Сергеевна. У меня регент Павел Сергеевич.
Дурак твой регент. Явление пятое Те же и Анастасия Николаевна (Настька), кухарка Гулячкиных. Надежда Петровна. Ты что кричишь? Ты что разоралась, я тебя спрашиваю? Ты где – на улице или в доме? Я Надежда Петровна.
Молчи, когда с тобой разговаривают. Тебе гренадером надо родиться, а не кухаркой. Тебя почему дозваться нельзя? Ты что же, опять книжки читаешь?! Что, я тебе жалованье плачу, чтобы ты на него книжки покупала? Павел Сергеевич.
Мамаша, передохните немного. Хотел я вас, Настя, спросить: что, к вам знакомые из рабочего класса не ходят? Я, Павел Сергеевич, барышня. Павел Сергеевич.
Я не о том говорю. Я вас спрашиваю: что, у вас знакомых из рабочего класса нету? У незамужних барышень знакомых не бывает. Надежда Петровна. Настька, не ври!
Я, Надежда Петровна, у разных господ служила, и никогда у меня никаких знакомых не наблюдалось. Можете справиться.
Надежда Петровна. Настька, не ври, я тебе говорю.
А если вы, Надежда Петровна, об Иване Ивановиче говорите, так он не мужчина вовсе, а жилец. Надежда Петровна. И если они меня в свою комнату приглашали, то это исключительно для увеличения бюста. Варвара Сергеевна. Павел Сергеевич. Для увеличения бюста. Варвара Сергеевна.
Надежда Петровна. Ты, Настька, совсем очумела. Я свою законную дочь замуж выдаю, а ты у меня в доме развратом занимаешься. Что, я тебе жалованье плачу, чтобы ты на него свой бюст увеличивала? Варвара Сергеевна. Оставьте ее, мамаша, пожалуйста, это даже очень интересно. Скажите, Настя, он его в самом деле увеличивает?
Павел Сергеевич. Варвара Сергеевна. На самом деле. Павел Сергеевич. Варвара Сергеевна. Как же он это делает?
Павел Сергеевич. Вот уж не знаю, а только он мне сам предложил. Я, знаете, когда в Трехсвятительском переулке жила, так у нас там как раз напротив фотография-миниатюр помещалась под названием «Электрический Шик». Ну, я, конечно, в этом «Электрическом Шике» для своего собственного развлечения полдюжины карточек заказала. Но, как вы, барышня, сами знаете, карточки эти размера маленького и лицо на них получается только до пояса.
Опять же, как у нас Иван Иванович человек, можно сказать, с фотографическим образованием, так они мне вчера и говорят: «Я, говорит, Анастасия Николаевна, для вас ваш бюст увеличу». Варвара Сергеевна. Вот идиотка, только зря обнадежила. Надежда Петровна.
Ты что же это? Сейчас же пошла на кухню и чтоб духу твоего не было. Настя уходит.
Явление шестое Те же без Насти. Надежда Петровна. Сколько я из-за этой девки переживаний испытываю, прямо никаких нервов не напасешься. Павел Сергеевич. В данный момент этот вопрос второстепенный, мамаша. Вы мне лучше скажите, мамаша: что я со своими родственниками делать буду, когда их у меня нету? Варвара Сергеевна.
Тоже заладил: родственники да родственники. Павел Сергеевич. Ты что сказала – заладил? Нет, скажите на милость – «заладил»! И что это за новое слово такое – «заладил»? Главное дело, заладил, тоже заладил-заладил.
Я тебя спрашиваю: ты что сказала? Варвара Сергеевна. Павел Сергеевич. Варвара Сергеевна.
Павел Сергеевич. Так вот тебе, Варвара, мой ультиматум. Пока ты мне родственников из рабочего класса не найдешь, ты у меня из девического состояния не выйдешь. Варвара Сергеевна. Где же я их, Павел, достану? Павел Сергеевич.
Текст Сравнения ГОСТР ИСО 7870-2-2015 с ГОСТ Р 50779.42-99 (ИСО. Контрольные карты Шухарта' (ISO 7870-2:2013 'Control charts - Part 2:. Гост р 50779.42. ГОСТ Р 50779.42-99. ГОСТ в актуальной редакции. Статистические методы. Контрольные карты Шухарта.
Я тебе убедительно повторяю: это раз. А жильца вашего, который посторонним кухаркам бюсты увеличивает, вы мне отсюда выживите.
Я с ним под одной кровлей все равно не останусь – это два. Варвара Сергеевна. Да разве его, Павел, выживешь? Павел Сергеевич. Ты говоришь, что не выживешь?
Варвара Сергеевна. Павел Сергеевич. А я говорю, что это два. Всего хорошего. Варвара Сергеевна – вслед за ним.) Явление седьмое Надежда Петровна, Тамара Леопольдовна. Надежда Петровна. Тамара Леопольдовна, вы ли это?
Господи, счастье какое. Два человека вносят сундук. Батюшки, никак вы ко мне переезжаете, Тамара Леопольдовна? Тамара Леопольдовна. Ах, и не спрашивайте, Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Ах, я не понимаю, Тамара Леопольдовна. Тамара Леопольдовна.
Ах, это просто ужас, Надежда Петровна. Надежда Петровна. Ах, вы меня пугаете, Тамара Леопольдовна. Тамара Леопольдовна. Ах, и не говорите, Надежда Петровна!
(Носильщикам.) Ставьте его сюда. Больше вы мне не понадобитесь. Два человека уходят.
Надежда Петровна. Присаживайтесь, присаживайтесь, Тамара Леопольдовна, вот в креслице на подушечку. Здоровьице-то ваше, Тамара Леопольдовна, здоровьице? Тамара Леопольдовна. Неужели вы не видите, что на мне лица нет? Надежда Петровна. Батюшки, никак с вами несчастье приключилось?
Тамара Леопольдовна. Ах, это такой кошмар, это такой кошмар! Вы только подумайте, Надежда Петровна, у нас обыск сегодня ожидается.
Разве мужики могут оценить даму, Надежда Петровна? Надежда Петровна. А за что же они, окаянные, вас обыскивать будут? Тамара Леопольдовна. Какая вы наивная, Надежда Петровна. Разве теперь что-нибудь за что-нибудь бывает? Надежда Петровна.
Ну что это за жизнь такая, что за жизнь! Тамара Леопольдовна. Ах, и не говорите. Такая великая страна – и вдруг революция. Прямо неловко перед другими державами. Знаете, Надежда Петровна, мой муж всегда говорит: «Если бы революцию сделали через сто лет, я бы ее принял».
Надежда Петровна. Что же вы теперь делать будете, Тамара Леопольдовна?
Тамара Леопольдовна. У меня к вам просьба, Надежда Петровна, только не знаю, согласитесь ли вы.
Надежда Петровна. Да я для вас ведь вы у нас прежде первой покупательницей были, Тамара Леопольдовна. Тамара Леопольдовна. В таком случае оставьте у себя этот сундук. Надежда Петровна.
Только-то и всего? Тамара Леопольдовна. Ай, не думайте, пожалуйста, этот сундук очень опасный. Надежда Петровна.
Тамара Леопольдовна. Вот посмотрите. (Открывает.) Надежда Петровна. А уж я подумала – бомба. Тамара Леопольдовна.
Ах, если бы вы знали, чье это платье, Надежда Петровна. Надежда Петровна. Разве не ваше, Тамара Леопольдовна?
Тамара Леопольдовна. Ах, и не спрашивайте. Надежда Петровна. Надежда Петровна. Ах, да чье же, Тамара Леопольдовна! Тамара Леопольдовна. Ах, и не говорите.
Надежда Петровна! Надежда Петровна. Ах, скажите, Тамара Леопольдовна! Тамара Леопольдовна. Ну, так знайте, Надежда Петровна Это платье Закройте дверь, Надежда Петровна. Надежда Петровна.
Закрыла, Тамара Леопольдовна! Тамара Леопольдовна. Это платье Александры Федоровны. Надежда Петровна.
Какой же это Александры Федоровны? Это уж не акушерки ли Александры Федоровны, с которой мы вместе Павлушу рожали? Тамара Леопольдовна.
Какой акушерки, Надежда Петровна, – императрицы! Надежда Петровна. Импе ох, Тамара Леопольдовна! Тамара Леопольдовна. Ох, Надежда Петровна! Словом, если это платье обнаружат у нас – мы погибли!
Надежда Петровна. Какие ужасы говорите вы.
Вы лучше его забросьте куда-нибудь, Тамара Леопольдовна! Тамара Леопольдовна. Вы с ума сошли.
Надежда Петровна. Вы понимаете ли, Надежда Петровна, что в этом сундуке помещается все, что в России от России осталось. А кому же в теперешнее время спасать Россию, как не нам с вами, Надежда Петровна? Надежда Петровна. Это верно, Тамара Леопольдовна. Тамара Леопольдовна. А потом, Надежда Петровна, если не сегодня-завтра французы в Россию какого-нибудь царя командируют, муж мой из-за этого платья, может быть, даже награды удостоится.
Надежда Петровна. Какой же награды? Тамара Леопольдовна. Ну какой, я не знаю, какой; может быть, орден какой-нибудь или пенсию. Надежда Петровна. Вы уж тогда, Тамара Леопольдовна, и об нас похлопочите, пожалуйста.
Тамара Леопольдовна. Какие же тут могут быть разговоры, Надежда Петровна, за такое геройство обязательно похлопочем. Надежда Петровна. Да я для вас, Тамара Леопольдовна Тамара Леопольдовна. Не для меня, Надежда Петровна, а для России.
Отзывы и коментарии к книге Мандат на нашем сайте не предусмотрены. Полагаем, что книга Мандат автора Эрдман Николай Робертович придется вам по вкусу! Если так окажется, то можете рекомендовать книгу Мандат своим друзьям, установив ссылку на данную страницу с произведением Эрдман Николай Робертович - Мандат. Возможно, что после прочтения книги Мандат вы захотите почитать и другие книги Эрдман Николай Робертович. Посмотрите на страницу писателя - возможно там есть еще книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Мандат, то воспользуйтесь поисковой системой или Википедией. Биографии автора Эрдман Николай Робертович, написавшего книгу Мандат, на данном сайте нет.
Ключевые слова страницы: Мандат; Эрдман Николай Робертович, скачать, читать, книга, произведение, электронная, онлайн и бесплатно.
Краткое Содержание Преступление И Наказание
Гулячкин Павел Сергеевич. Надежда Петровна – его мать. Варвара Сергеевна – его сестра. Широнкин Иван Иванович – их жилец.
Настя – кухарка Гулячкиных. Вишневецкая Тамара Леопольдовна. Сметанич Олимп Валерианович. Валериан Анатолий / его сыновья. Автоном Сигизмундович. Агафангел – слуга из солдат.
Степан Степанович. Фелицата Гордеевна – его жена. Жена Ильинкина. Зархин Зотик Францевич. Ариадна Павлиновна – его жена.
Тося Сюся / их дочери. Крантик Наркис Смарагдович. Человек с барабаном. Женщина с попугаем и бубном.
Павел Сергеевич. Теперь, мамаша, подавайте мне «Вечер в Копенгагене». Надежда Петровна. Нет, Павлуша, мы лучше сюда «Верую, Господи, верую» повесим. Павел Сергеевич. «Вечер в Копенгагене» будет намного художественней. Надежда Петровна.
Ну, как знаешь, Павлуша, а только я посередке обязательно «Верую, Господи, верую» хотела повесить. На ней, Павлуша, и рамка лучше, и по содержанию она глубже, чем «Вечер в Копенгагене». Павел Сергеевич. Что касается содержания, мамаша, то если посмотреть на него с другой стороны Надежда Петровна (смотря на оборотную сторону картины). Тьфу, пропасть, это кто ж такой будет? Павел Сергеевич. Плюетесь вы, мамаша, совершенно напрасно, теперь не старое время.
Надежда Петровна. Да кого же ты сюда прицепил, Павлуша? Павел Сергеевич.
Прочтите, мамаша, там подписано. Надежда Петровна. Ну вот, я так сразу и подумала, что нерусский.
(Перевертывает картину, с другой стороны – Карл Маркс.) И что тебе вздумалось, Павлуша? Висели эти картины восемнадцать лет с лишком – и глазу было приятно, и гости никогда не обижались.
Павел Сергеевич. Вы, мамаша, рассуждаете совершенно как несознательный элемент. Вот вы мне скажите, мамаша: что, по-вашему, есть картина? Надежда Петровна.
Откуда мне знать, Павлуша, я газет не читаю. Павел Сергеевич. Нет, вы мне все-таки скажите, мамаша: что, по-вашему, есть картина? Надежда Петровна.
Гранатовый Браслет Краткое Содержание
Столовался у нас в старое время, Павлуша, какой-то почтовый чиновник, так он всегда говорил: «Поймите, говорит, Надежда Петровна, что есть картина не что иное, как крик души для наслаждения органа зрения». Павел Сергеевич. Может быть, все это так раньше и было, а только теперь картина не что иное, как орудие пропаганды. Надежда Петровна.
Это как же так? Павел Сергеевич. Да очень просто.
Приходит к нам, например, представитель власти, а у нас на стене «Верую, Господи, верую» повешено. Ясная картина, сейчас анкету: «А скажите, скажет, гражданка Гулячкина, чем у вас прадедушка занимался?» Надежда Петровна.
А он даже ничем не занимался, а просто-напросто заведение держал. Павел Сергеевич. Какое такое заведение?
Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Надежда Петровна. Прачешную, говорю. Павел Сергеевич. А если я вас за такие, за буржуазные, за предрассудки под суд отдам?
Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Вот то-то, матушка, батюшки. Надежда Петровна. Как же теперь честному человеку на свете жить? Павел Сергеевич.
Лавировать, маменька, надобно, лавировать. Вы на меня не смотрите, что я гимназии не кончил, я всю эту революцию насквозь вижу.
Надежда Петровна. Темное оно дело, Павлуша, разве ее увидишь. Павел Сергеевич.
А вы в дырочку, мамаша, смотрите, в дырочку. Надежда Петровна. В какую же дырочку, Павлуша? Павел Сергеевич. Как вам известно, мамаша, есть у нас в прихожей матовое окно. Так вот я на нем дырочку проскоблил.
Надежда Петровна. Это для чего же такое? Павел Сергеевич. А вот для чего. Ну, скажем, к примеру, звонок. Сейчас в дырочку поглядишь – и видишь, кто и по какому делу звонится. Ну, скажем, к примеру, домовый председатель, а то еще похуже – из отделения милиции комиссар.
Надежда Петровна. Ой, господи, не дай-то бог.
Павел Сергеевич. И ничего, мамаша, подобного. А как только вы такого посетителя в дырочку увидите, сейчас же вы, маменька, картину перевертываете – и милости просим гостя в столовую. Надежда Петровна. Павел Сергеевич. Ну, комиссар постоит, постоит да уйдет. Надежда Петровна.
Это почему же такое, Павлуша? Павел Сергеевич. А потому, что Карл Маркс у них самое высшее начальство, мамаша. Надежда Петровна. Хорошо ты придумал, да только нам этот мужчина всю обстановку испортит. Павел Сергеевич. Напрасно вы, мамаша, беспокоитесь.
Мы для порядочного человека «Вечер в Копенгагене» перевернуть можем, и приди к нам хоть сам господин Сметанич, и тот скажет, что мы не революционеры какие-нибудь, а интеллигентные люди. Надежда Петровна. А знаешь, Павлушенька, ведь к нам господин Сметанич сегодня прийти обещался.